Но нет, он продолжал жить, уродливый искривлённый отросток невозможной, болезненной привязанности. Несмотря ни на что, он продолжал тянуться к нему, к моему мучителю и палачу. Едва придя в себя, я начала прокручивать в голове одну и ту же крамольную мысль. Что всё дурное, что могло случиться со мной, уже произошло, что в каждом последующем всплеске его жестокости я не обнаружу ничего нового для себя. Всё это было уже пройденным этапом, знакомой ступенькой, о которую я вновь споткнулась, но пошла дальше, ожидая развязки.

Да, я сама осознавала, насколько жалко выглядели бы со стороны мои попытки оправдать его. Потому не оправдывала его даже в своих собственных глазах, видя его таким, каким он есть. Он – жестокий озлобленный изверг, иногда превращающийся в совершенно иного мужчину, но тем не менее не перестающим от этого быть собой, противоречивым и опасным, вызывающим страх и трепет. А я – просто полюбившаяся на время игрушка, с которой можно играть по своим правилам, заставляя её подчиниться и есть с руки, способной одним движением переломать хребет.

Гордость? Вся моя гордость испарилась в ту ночь, когда я по доброй воле пришла к нему, признавая своё поражение в напрасной борьбе против самой себя. Да, он победил, заразив меня собой, своей одержимостью и страстностью…

Но сейчас от слов Палача внутри меня будто полыхнуло пламенем. Мгновенная вспышка выжгла всё, что было внутри: и плохое, и хорошее. Куда ни кинь взгляд – пустые просторы чёрного безжизненного пространства. И лишь слабый ветер кружит над этой долиной, взметая в воздух пепел. Пепел на волосах, пепел на коже… И на губах тоже привкус прогорклого пепла.

Вкус боли и разочарования. Я могла бы смириться с его буйным нравом и бешеными изуверскими выходками… Едва завидев его, я знала, что буду готова простить всё, если он только попросит меня о прощении. Всё, кроме расчётливо-равнодушного предательства. Грязная ругань, похоть и насилие оказались заранее продуманными передвижениями фигур на игральной доске. Сид… Нет, просто Палач напряжённо вглядывался в моё лицо, ожидая моего ответа и надеясь… На что? Я была не в состоянии вымолвить ни слова.

– Тайра… – с надломом произнёс Палач и потянулся в мою сторону.

Я отшатнулась от него резко вбок, врезавшись в Дэйррина, стоящего совсем рядом. Советник положил руку мне на плечо. Небольшой жест, лишённый какой-либо подоплеки, странным образом успокоил меня.

– Оставь меня, – наконец смогла вымолвить я, удивляясь, насколько безжизненно и равнодушно звучал мой голос.

– Я сделал это только для того, чтобы спасти тебя… Отвести нависшую угрозу. Это развязало мне руки.

– Поздравляю, тебе это удалось. Но для меня это больше не имеет никакого значения. Ровно как и способ, которым тебе удалось достичь задуманного. Кто, как, зачем? Перетасовка игральных костей, не более того.

Мне больше нечего было сказать ему. Не сейчас. А, возможно, и никогда после. Я не знаю ровным счётом ничего. И, честно признаться, мне плевать. Я развернулась и пошла прочь, стремясь удалиться от чёрной фигуры, оставшейся стоять за моей спиной.

– Тайра!

– Стой на месте, Палач. Ты хотел увидеть её? Ты получил желаемое. Большего я тебе позволю.

– Уйди с дороги, Дэйррин!

Я обернулась, чтобы увидеть, как Палач навис над Дэйрррином угрожающей тенью, превосходящей его в разы. Но тот даже не дрогнул. Равнодушно скинул руку Палача, лежавшую на плече, и презрительно процедил сквозь зубы:

– Успокойся и вернись туда, где тебе сейчас полагается находиться. Мы ещё не закончили начатое.

– Палач… – мой голос звучал ровно, – сдержи хотя бы одно из данных тобой обещаний. Спаси всех, и себя в том числе.

– Я не сдвинусь с этого места, пока не поговорю с тобой с глазу на глаз, – Палач напрягся, больше всего походя на пружину, сжатую до предела, готовую вот-вот сорваться.

– Нет ничего такого, чего бы ты не мог сказать мне в присутствии Дэйррина. Ничего, что было бы мне интересно. А сейчас тебе лучше вернуться и закончить начатое.

Я удивилась тому, насколько спокойным был голос, произносивший слова. Губы двигались независимо от меня, складывая буквы в слова, слова – в предложения… А я всё еще стояла одна посреди мёртвой пустыни, наблюдая за происходящим здесь со стороны. Сид смотрел прямо мне в глаза, будто надеясь силой взгляда заставить меня пойти ему навстречу.

Я не отвела взгляда в сторону, решив покончить с этим раз и навсегда. «Оставь меня в покое и уходи прочь…» – мысленно просила я. Палач еще раз окинул меня взглядом с головы до ног, развернулся и, резко ускорившись, умчался в обратном направлении, скрываясь из глаз за каменными грядами.

– Скоро всё закончится, – произнёс Дэйррин, ободряюще приобнимая за плечи и вводя меня внутрь убежища. – Он исполнит обещанное, так же как и мы выполним всё от нас зависящее.

Я согласно кивнула головой и дала себя увести, в то время как в голове крутилось только одна мысль… Для меня всё уже закончилось…

Встреча с Палачом, пусть даже такая кратковременная, вновь выбила меня из строя. И пусть меня больше не мучил вопрос «почему?». Но было ужасно обидно, что можно вот так, равнодушно и расчётливо вновь втоптать в грязь, с которой, казалось, больше не придётся столкнуться. Нет, тоска по нему, тому Сиду, которого я знала с другой стороны, никуда не делась. Но наравне с ней внутри поселилась какая-то ожесточённость и желание разрушения. Мне хотелось, чтобы ему было так же больно и обидно, чтобы глядя на меня каждый раз, он исходил от бессилия что-то изменить в моём нынешнем отношении к нему. Мне хотелось, чтобы он задыхался и корчился от осознания того, что наша история достигла итоговой точки, после перехода которой можно надеяться только на равнодушие.

Для меня мало что изменилось. Я так же сидела в этом подземном убежище, навещаемая Дэйррином, не ежедневно, но довольно часто, ожидая того самого переломного момента, о котором он так много и часто мне рассказывал. Я до сих пор не знала всего плана в мельчайших деталях, видела лишь какие-то отдельные его части. И пока сложить их воедино у меня не получалось: слишком разрозненное выходило полотно, с частями, не стыкующимися друг с другом.

Изредка Дэйррин связывался с Палачом, в основном для того, чтобы представить меня, как живое доказательство того, что он держит своё слово и требует того же самого от Палача. О, эти редкие минутные встречи превращались в целое представление. Меня разрывало на части от его непробиваемой уверенности, что всё можно исправить парой слов и сделать вид, что ничего страшного не произошло. И в то же время в глубине души меня радовало, что он по-прежнему привязан ко мне. Злость, обида, непреодолимая тяга и желание причинить ему боль смешивались в ядовитую, взрывоопасную смесь, переливавшуюся через край, стоило мне только увидеть на трёхмерной проекции его фигуру.

Равнодушно раз за разом на его неизменный вопрос: «Тайра, Дэйррин с тобой хорошо обращается?» отвечать одним из заранее заготовленных ответов: «Конечно, лучше, чем кто бы то ни был…» или «Разумеется, Дэйррин, пожалуй, один из самых достойных терраэнов, с которыми мне довелось иметь дело…»